«Оставил 50 миллионов в футболе». История одного из самых влиятельных людей российского спорта 90-х


Владимир Горюнов превратил «Ротор» в один из ведущих клубов российского чемпионата.
4 сентября бывший президент волгоградского «Ротора» Владимир Горюнов отметил свое 75-летие. Мало кто сейчас помнит, что свою карьеру в клубе он начинал с должности администратора. Уже в 1990 году, добившись успехов в бизнесе, Горюнов возглавил команду.
Под его руководством «Ротор» пережил свои лучшие времена, завоевав дважды серебро чемпионата России (в 1993 и 1997 годах) и один раз бронзу (в 1996 году), а также играл в еврокубках и доходил до финала Кубка страны.
Со временем Горюнов отошел от дел в футболе, а в 2004 году перенес сложнейшую операцию, чудом остался в живых. Позднее он рассказал об этом в интервью «Разговор по пятницам».
— В 2004 году вы справились с тяжелым онкологическим заболеванием. Говорят, у вас была уникальная операция.
— Мне повезло, что я попал в руки немецким врачам. Помню, как зашел доктор — известный специалист, с ледяным взглядом и седой бородкой. У меня сразу возникли ассоциации с врачами Освенцима. А переводчик вдруг сказал ему, что я из Сталинграда. Доктор ахнул: «У меня там дед погиб!»
После возвращения из Германии я положил цветы на Мамаевом кургане. Это был своеобразный привет от внука. А вот перед операцией, когда меня уже одели и готовили к транспортировке, зазвонил телефон. Я потребовал дать мне трубку, но немцы сопротивлялись: «Найн!» Я настоял — либо телефон, либо никуда не поеду.
— Кто это был?
— Прокопенко позвонил: «Вова, ты что, друг? Только узнал! Может, деньги нужны? Прилечу!» Я ему ответил: «Витек, я на операционном столе, если дозвонился — значит, точно выживу...» И немцы даже почку мне сохранили.
— Удивительно.
— Да, уже потом я понял, насколько операция была уникальной. Обычно людей после реанимации быстро выписывают, а меня держали несколько дней. Однажды гляжу — за окном палаты собрались врачи, включая того самого хирурга, что оперировал. В теле стало тепло, почку словно кольнуло, а они начали обниматься и аплодировать: «Гут, гут!» Оказалось, что мне заморозили почку, удалили опухоль и ждали, заработает ли орган после разморозки. И она начала работать! Такого они еще не видели!

— Выписали сразу?
— На пятый день. Первое, что мне посоветовали, — это зайти в итальянский ресторан и выпить бокал хорошего красного вина. А потом целую неделю каждый день выпивать по три литра пива.
— Но на этом страдания не закончились?
— Начали болеть ребра, появилась слабость. Поехал в госпиталь Вишневского, где меня так обследовали, что я совсем исхудал. Говорили, что метастазы пошли в ребра. Пролежал там не один месяц. Но как только сменил врача — сразу пошел на поправку. А про предыдущего даже пошутили: «Тебе что, заказали его?» Хотя персонал в госпитале был отличный.
— А почему худели?
— Кололи что-то, и есть не мог. Потом начал питаться по диете, съездил в Муром, там попил травок, как мне посоветовали. И вдруг замечаю — идет девушка, и ноги у нее симпатичные. Думаю, если снова обращаю внимание на такое, значит, поправился. Кстати, после этого у меня родились еще двое детей.
— Был у вас черный год в жизни?
— В 1999-м. Пять гробов. Не успевали слезы высохнуть. Ушли мама, сын, тетя, её муж и брат... В похоронной службе уже говорили: «Слышим вашу фамилию и сразу пугаемся. Опять что-то случилось у Горюнова?»
— Нашли тех, кто убил сына?
— Те, кто отсидели, не виновны. Потом мне сказали, что их просто подставили. Сына, лейтенанта милиции, кто-то добил прямо в машине, задушив веревкой. Тогда как раз шли выборы мэра, и я не остался в стороне. В тот вечер сидел с Прокопенко, говорю ему: «Что-то неспокойно на душе, может, семью укрыть?» Он отвечает: «Привози ко мне под Одессу, найдем безопасное место». И вдруг звонок: «Это дежурный из УВД. Ваш сын доставлен в больницу в тяжелом состоянии.»
Как только я увидел его — понял, что все. Ромку продержали на аппарате искусственной вентиляции неделю. Если бы он умер сразу, статья была бы одна, но если хоть немного пожил — другая. Теперь я понимаю, как это работает.
— Следователи в то время такое вытворяли...
— Вот пример. Захожу как-то в волгоградском СИЗО в камеру с подростками. Вижу парнишку, напуганные глаза. Спрашиваю: «Кто ты?» — «Вор.» — «И что украл?» — «Бидоны для молока». Начал выяснять: многодетная семья, отца трактор задавил, парень остался за главного, а есть нечего. Он взял пять бидонов, сдал их как алюминий и принес деньги матери. Я пошел к начальнику: «Что же вы делаете?! Из-за отчетности ломаете парню жизнь! Поняли ли вы его ситуацию?» Через неделю мальчика выпустили, дело закрыли. А следователя, по моей настойчивости, уволили.
— У вас есть догадки, почему убили сына?
— За меня.
— Вы уверены?
— В то время было 22 преступления против «Ротора»! Поджоги, кражи. Одного из сторожей вывезли в лес, избили и сказали: «Передай своим, чтобы вели себя правильно». А он — ветеран войны. Через неделю умер. Затем убили детского тренера. Подъехали: «Из «Ротора»?» — «Да». И начали бить.
Я купил новый дебаркадер с двумя палубами, хотел сделать детскую лодочную станцию. Губернатор помог установить его в старом русле Волги, там нет течения — ребенок не утонет. А рядом нерестилище. Дебаркадер сожгли и утопили. До сих пор его крыша видна из воды.
— Что они хотели?
— Чтобы я бросил «Ротор».
— У вас появилась охрана?
— Да, дошли слухи, что меня заказали. Все из-за клуба, не из-за меня лично. Кто я сам по себе? Много говорят: «Если бы Горюнов не был депутатом...» Но если бы я не был депутатом, у «Ротора» не было бы этих серебряных медалей!
— Столько потерь... Вы остались верующим?
— Конечно! Я глубоко верующий человек. Моя покровительница — Матерь Божья. Я чувствую связь с этой иконой, иногда даже говорю с ней, чтобы душу успокоить. Когда венчался с женой в небольшой деревне, вдруг почувствовал чей-то взгляд. Поднял голову — а в самом дальнем углу икона Богородицы. И сразу так легко стало на душе...
— У Червиченко на офисе до сих пор висят спартаковские ромбы, и он не спешит их снимать. А у вас — эмблемы «Ротора» везде, и над крышей бело-голубой флаг...
— Я отдал волгоградскому футболу тридцать лет! Мне предлагали работать в других клубах, но я нигде себя не вижу, кроме «Ротора». Можете разбить мои мозги об стенку — все равно они будут кричать «Ротор». Я всегда носил темно-синий костюм с эмблемой клуба, а вон там висит парадный, белый. Тоже с надписью «Ротор». Я жене сказал — похоронишь меня в нем.
— В Волгограде у вас осталась только бывшая база клуба?
— Да, все остальное отобрали. Поэтому теперь мой бизнес находится в соседней области, где ко мне относятся с уважением и понимают. Здесь же был колхоз — его нагло забрали.
— Как так вышло?
— Оформил на председателя колхоза. Он умер, а вдова заявила: «Это все мое».
— Могли ли у вас отобрать базу?
— Легко. Один умный человек в Москве сказал мне: «Если есть что забрать, всегда найдутся те, кто попробует». Но я прошел через множество проверок. Ведь я не занимаюсь выращиванием конопли и не открыл винокурню.
— Живете вы довольно скромно, прямо на базе. И передвигаетесь на «Волге».
— Да, всё так. Как бы обо мне ни говорили, для меня всегда в приоритете была команда. Я мог бы заработать тихо и без лишнего шума, но, как видите, не сделал этого. Зато футболисты получали огромные подъёмные, только в долларах. В «Спартаке» таких зарплат и близко не было!
— Неужели?
— Конечно. Один наш игрок поехал в «Спартак». Там ему рассказали о премиях, на что он только усмехнулся: «В Волгограде за один матч платят столько, сколько у вас за пять». И вернулся обратно. Недавно встретил Есипова — оказалось, он от «Ротора» получил аж четыре квартиры. А я и забыл об этом.
— А примерно сколько своих денег вы вложили в футбол?
— Не меньше 50 миллионов долларов...