«Виктор Тихонов перепутал меня с Губерниевым и сказал: «Спасибо за биатлон!»
Сергей Козлов, человек за кулисами нашего хоккея, дал свое первое большое интервью
Сергей Анатольевич хотел еще что-то рассказать, но внезапно оборвал себя, махнул рукой и поспешил на пересадку. Один Сергей Козлов уже мелькал в нашей рубрике — это был банкир, бывший владелец «Дины», который привез мини-футбол в Россию. К сожалению, сейчас его судьба сложилась не лучшим образом, и он находится либо в камере, либо под домашним арестом. Жаль, ведь он был интересным человеком.
Теперь другой Сергей Анатольевич Козлов — бессменный руководитель департамента проведения соревнований КХЛ. Может, о нем и не слышали, но именно он отвечает за множество ключевых аспектов в нашем хоккее. Календарь, Матчи звезд, конкурсы — это все на его плечах. И, как оказалось, он даже когда-то разрабатывал форму для сборной России.
БК Винлайн позволяет следить за событиями из мира хоккея с выгодой для своего клиента, даря ему различные бонусы в виде ценных призов, денежных вознаграждений и не только.
Козлов — редкий гость в своем доме, постоянно в разъездах по хоккейным городам. Мы пытались несколько месяцев встретить его в Москве. Когда же встреча состоялась, он неожиданно отвлекся от хоккея и вспомнил свои культурные впечатления:
— С 1993 года пропустил только один серьезный концерт в Москве — Майкла Джексона. Шел такой дождь, подумал: ну, еще успею увидеть... Но не получилось. Зато был на A-ha, Whitesnake, Kiss, Лепсе... Я хорошо знаю «Крокус» — каждый этаж, каждую ступеньку.
Мы отставляем чашки с кофе, удивляясь тому, насколько разносторонним человеком оказался наш собеседник. Естественно, не могли не спросить:Мы отставляем чашки с кофе, удивляясь тому, насколько разносторонним человеком оказался наш собеседник. Естественно, не могли не спросить:
— Могли бы оказаться в «Крокусе» в тот вечер?
— Если бы там не выступал «Пикник», то точно был бы! Но эта группа слишком унылая и депрессивная для меня. Это совсем не мое. Но вот, взгляните...
Он достает телефон и показывает фотографию Юры Шатунова.
— Последний его концерт в Жуковском. Вот финальная песня, последние аккорды. А через месяц его не стало!
— Но ведь вы были известным хоккейным судьей, — напоминаем мы.
— Я судил в такие времена! — смеется Козлов. — Как вспомню те дворцы и самолеты, смешно становится. Помню, как Вайсфельду не хватило места в Як-42. Ему пришлось сидеть в проходе, прямо на своей сумке, рядом с туалетом. Прилетели в Москву, а он злой. «Что случилось?» — спрашиваю. «Мужик из туалета вышел, руки помыл и стряхнул прямо на меня!»
Наш разговор не утихает — любая мелочь вызывает у Козлова новую интересную историю.
Обсуждаем последний плей-офф КХЛ — великолепный, за исключением финала.
— А для меня лучший финал — это «Лев» против «Магнитки». Помните, как они бились? — оживляется Козлов.
— Конечно, такое не забудешь.
— В Праге на «O2-Арене» все в белом, 18 тысяч зрителей, рев стоял невероятный! Обе команды вылетали на седьмой матч в Магнитогорск одновременно, но как-то получилось, что «Лев» приземлился первым.
— Да это же настоящий саботаж.
— Так слушайте дальше! Прилетели они, а выйти из самолета не могут — держали их там два часа. Выпустили только после того, как приземлился «Металлург». Это Величкин всё организовал, чтобы показать, кто тут хозяин.
— Тогда люди были другие. Помню, как сносили дворец ЦСКА — больно было смотреть.
— Сразу вспомнил, как Отари Квантришвили на льду этого дворца вручал волчью шубу Валерию Васильеву! Интересно, где она теперь?
— Настоящие легенды. Вспомните хотя бы Сергея Николаева. А сейчас его могилу даже найти трудно. Хоть и лежит на Леонтьевском кладбище рядом с командой «Локомотив». Вроде бы и близко, но не сразу отыщешь.
— Мы всегда навещаем Сеича, когда приезжаем! — говорит Козлов. — Но вы правы, без подсказки сложно найти. И я считаю, что 7 сентября должны навсегда сделать днем памяти не только ярославского «Локомотива», но и всех, кто посвятил свою жизнь хоккею по всей стране.
— Вы были расстроены, когда снова начали проводить матчи 7 сентября?
— Для меня это было сильным ударом. Тогда говорили, что не хватает дней в календаре, но теперь-то есть целый месяц без матчей. Хочу через вас и «Спорт-Экспресс» донести эту идею. Как думаете?
— У вас было много друзей в «Локомотиве»?
— Да, довольно много. За три года до трагедии я даже летал с командой на том самом Як-42, который разбился. Это было весной 2008 года, когда «Локомотив» играл в финале против «Салавата». После четвертого матча мы отправились из Уфы в Ярославль, а затем я перелетел в Москву.
— Ох, Сергей Анатольевич.
— У «Локомотива» было два одинаковых самолета, синенькие. Оба стояли в Домодедово. Когда команда разгружалась, Як возвращался в Москву. Я дружил со многими ребятами — с Иваном Ткаченко, Александром Беляевым, Андреем Зиминым, Владимиром Пискуновым, Александром Карповцевым, Игорем Королевым...
— Что вам больше всего запомнилось?
— Однажды, когда я приехал в Казань на матч, у меня порвался ботинок — фирменный. Беляев увидел и сказал: «Не переживай!» Он что-то сделал на станке, и ботинок стал как новый! В том же полете из Уфы у меня заболело ухо, а потом и голова. Зимин подошел с таблетками и не отходил до самой посадки.
— С какими командами еще летали?
— Почти со всеми. Например, как-то раз полетел с «Магниткой» в Казань. Расстояние небольшое, но нам дали Ту-134. Он такой дребезжащий...
— Не взлетел?
— Взлетел, но весь дрожал. Когда начали выруливать, вдруг из всех щелей потекла вода. Где-то скопился конденсат. Хоккеисты в недоумении, оглядываются... И кто-то сзади говорит: «Вода — это ничего. А вот если бы дым...». А о гибели «Локомотива» я узнал одним из первых в хоккейной среде.
— Кто сообщил вам?
— У меня есть знакомый — летчик, Герой России Сергей Богдан. Он капитан хоккейной команды «Сухой». Среди авиаторов новости о катастрофах распространяются мгновенно. В тот день у нас в КХЛ стартовал сезон, и я традиционно накрывал стол в своем кабинете. Так было и 7 сентября 2011 года. Включили телевизор, собрались сотрудники КХЛ...
— Вы не полетели в Уфу?
— Туда уехали Медведев и Шалаев. Я остался в Москве. Начался матч «Салават» — «Атлант», праздничное настроение. Через 20 минут — звонок. Это Александр Морозов из «Химика», они с Богданом друзья. Сразу, не поздоровавшись: «Ты слышал, что «Локомотив» разбился?» — «Кто-то остался жив?» — «Не знаю...» Только закончили разговор, как позвонил Андрей Коваленко: «Ты что-то знаешь?» — «Нет. Узнаю». А потом просто шквал звонков.
— Вы были в церкви, когда отпевали команду?
— Да. Это было страшно. Мне тяжело даже вспоминать.
— Отец Вани Ткаченко говорил, что открывали два или три гроба.
— Это не самый ужасный момент. Когда мы подходили к дворцу, накатывало чувство вселенского горя. Это просто раздавливало. Вы ведь помните, как выглядели хоккейные дворцы раньше? Коробки с крышей, трибуны на три тысячи человек. В Москве на хоккей особо не ходили. Про Питер вообще молчу. Когда построили ярославский дворец, люди шли туда как на праздник! Это была настоящая точка притяжения в нашем хоккейном пространстве. Арена ассоциировалась с карнавальной атмосферой. А потом всё изменилось. Стало мрачно. Казалось, что ноги откажут, и придется ползти.
— У многих было такое чувство.
— Помню полумрак, всех выстроили. Кто-то уже прошел, кто-то присел. Следующее, что у меня в голове — длинная вереница одинаковых ритуальных микроавтобусов. Не знаю, откуда их столько взяли. Они ехали и ехали по всему городу, не кончаясь... Я даже себя винил.
— За что?
— Я же отвечал за календарь! Думал: если бы перенесли игру не в Минск, а куда-то еще? Может, всё было бы иначе? В Москву, возможно, поехали бы автобусом, а в Хабаровск вылетели бы заранее. О чем уж говорить...
— Вы были на месте трагедии в Туношне?
— Сразу не смог поехать. На похоронах не удалось посетить это место. Я смог там побывать только через 10 лет. Ночью приехал с фотографом Володей Беззубовым, немного посидели. И вдруг появилась лиса! Разлеглась неподалеку, как будто тоже горевала.
— Вы знали, что Ткаченко занимается благотворительностью?
— Нет. Хотя мы хорошо общались. В мае 2011 года Ваня выиграл приз «Железный человек», но не смог приехать на церемонию награждения. Он позвонил мне из Малайзии: «Сергей Анатольевич, я тут на гонках «Формулы-1». Неудобно получается. Пусть отец приедет, заберет приз...».А Рахунек? Иностранцы могут быть сложными людьми, а Карел — замечательный парень. Спокойный и доброжелательный. На той же церемонии ему вручили приз лучшему защитнику. Он попросил: «Сдвиньте номинацию вперед, у меня самолет в Прагу». Так я поставил его первым!
— Вы говорите о «тяжелых» иностранцах. Марека не все любили.
— Знаю, кто-то звал его «Бабой-ягой»... Но я с Мареком ладил. Еще с того момента, когда он за «Магнитку» забил золотой гол в финале. Казань уже готовилась праздновать чемпионство, весь город был уверен в победе своей команды.
— Накануне седьмого матча?
— Да. Вдруг всё закончилось безумным голом Марека при счете 2:2. Он убегает и бросает с острого угла — Норонен пропускает между ног. «Магнитка» выигрывает! Третьяк с Арутюняном идут по красной дорожке награждать — а со зрительских мест летят бутылки. Казалось, как будто бомбы — стекло разлетается во все стороны, Величкин с Канарейкиным пригибаются...
— Все были против «Магнитки», мы это помним.
— Именно! Я тогда жил в Казани с ребятами в одной гостинице — они были подавлены и сильно уставшие. Кто-то из ключевых хоккеистов не мог играть — по-моему, это был Атюшов... Мы встретились днем, и я не увидел в команде огня, способного вытащить седьмой матч. Не было никакого запала — и вдруг произошло такое!
— Сколько у вас было поездок в жизни! Умудриться повредить рассудок можно.
— Я повредил спину. Чуть не стал инвалидом.
— Серьезно? Вы выглядите крепким.
— Я прошел девять кругов ада, друзья! Все из-за того, что постоянно сидел за рулем и летал на самолетах. Даже не верю, что смог это пережить и снова в порядке. Хотите, расскажу?
— Конечно!
— Это было в мае 2007 года. У меня была собака — русская борзая. Подходя к машине, готовил место для своего Айвенго. Наклонился, и тут не могу разогнуться. Всё!
— Что вы делали?
— Резкая боль в пояснице. Едва дотянулся до телефона, позвонил другу. Как-то меня донесли до дома, положили на диван. Машину отогнали. Я быстро понял, что это серьезно, само не пройдет. Вызвали врача, сделали новокаиновую блокаду, но боль не утихала. Через неделю меня отвезли к Дикулю.
— Сам Дикуль вас принимал?
— Нет, но это его клиника. Они посмотрели и сказали: «Вы не наш пациент. Мы занимаемся восстановлением после операций и аварий. У вас другая проблема». Девять месяцев я мучился — всё ухудшалось.
— Это был не просто радикулит?
— Четыре грыжи межпозвоночных дисков! Одна из них сдавила нерв. Я уже не чувствовал ногу. Через два месяца начал ходить с палочкой, нога как будто отнялась.
— Вы работали в это время?
— Да. Это был переходный сезон 2007/08, когда создавалась КХЛ. Я отвечал за проведение чемпионата России. Нужно было довести дело до конца. Не представляю, как всё это вытерпел.
— Что вам помогло в этой ситуации?
— Главное — правильный диагноз. Девять месяцев мне говорили, что всё в порядке. Никогда не забуду глаза моего друга Александра Полякова. Мы долго работали вместе, а потом продолжали дружить семьями. Он приехал в Жуковский, увидел меня — у него в глазах слезы. Он сказал: «Козлов, ты что, с ума сошел? Нужно бороться!» Я выглядел ужасно. Похудел на 25 килограммов, был весь сгорбленный. Боль не отпускала ни на секунду. Слова Полякова подстегнули меня. Я перепробовал множество врачей. Разные методики Бубновского, мануальщики, даже летал в швейцарскую клинику... Всё безрезультатно!
— Вы столкнулись с мошенниками?
— Один раз я посетил «чудо-врача», который позиционировал себя как специалист мэра. В его кабинете на Цветном бульваре мне всадили серебряные иголки и оставили их на сутки. Лишь заклеили пластырем. Разве это не шарлатан? А знаете, кто меня спас? Равиль Шавалеев!
— Бывший руководитель «Ак Барса»?
— Именно! В Казани он наладил сотрудничество с немцами и строил клинику. Я вернулся из Швейцарии, сделал МРТ — никаких улучшений. Думал, что всё кончено. Вопрос стоял так: придётся потерять левую ногу.
— И как же Равиль Шавалеев вас вытащил?
— Когда стало совсем плохо, я ему позвонил. Равиль, как всегда, с прямотой: «Почему ты мне раньше не сказал?!» Он действительно мастер «наставлений». Свел меня с доктором Ицбики из клиники под Дюссельдорфом. Все решилось мгновенно! Я передал диск со снимками, и на утро мне уже позвонили: «Приезжайте, мы всё поняли». Я добрался до консульства, за сутки сделали визу. Купил билет и на следующий день улетел. Это сейчас трудно представить!
— Не то слово!
— В Германии меня встретил 600-й «Мерседес». За рулем была ухоженная женщина в возрасте: «Я мадам Ицбики, супруга руководителя клиники». Привезли меня в такую больницу, что я просто поражался: «Куда я попал?!» Обследовали с ног до головы.Если у нас к вечеру остаются только дежурные врачи, то там ночью ради меня собрали большой консилиум. Врачи всё расписали: «Грыжа зашла в канал и заблокировала нервные окончания. Завтра с вами займемся! Не переживайте, до вас здесь был Эдгар Запашный. Ему тигр плечо повредил, всё прекрасно прооперировали».
— И с вами тоже справились?
— Да, немецкие хирурги сказали, что это для них даже не операция. Они усмехались: «Если бы ты попал к нам сразу, ты бы уже бегал. У нас футболисты за неделю восстанавливаются!» Я узнал много нового. Они рассказали, что в Германии мануальные терапевты запрещены законом. Я был в шоке от того, через каких мошенников прошёл.
— Мануальщики только усугубили ситуацию?
— Да. Я до сих пор советую эту клинику знакомым хоккеистам. У меня было ощущение, что я попал на космический корабль. Приходит женщина и говорит: «Ну всё, поехали» — и я проваливаюсь в сон. Просыпаюсь, уверен, что еду в купе поезда, а рядом храпит мужик. Думаю: «Может, ногой его пнуть? Или подушкой закинуть?»
— Ха-ха.
— Протираю глаза и вижу, что я в реанимации, там пять кроватей. На соседней действительно храпел толстяк. Его храп проник в мои сны. Подходит доктор с каким-то прибором. Я говорю: «Контрольный в голову?» Немцу переводят — он побледнел. Они вообще не понимают шуток.
— Какой это прибор?
— Температуру меряют. Проверили всё и спрашивают: «Как самочувствие?» — «Больному стало легче, он перестал дышать». Немец стал ещё более бледным.Меня заставили дойти до конца коридора, и я вижу, что там какая-то свалка. Это люди символически выбрасывают свои трости. Говорят: «Швыряй!» А мне жалко расставаться — моя-то модная, с особым наконечником...
— Но выбросили?
— Да, конечно!
— Как немцы провожали?
— Запомнил их слова. «Для нас это не операция. Мы можем достать позвоночник, встряхнуть и вернуть обратно». Я пробыл там неделю, а в это время хоккейный сезон шел. Февраль 2008 года. Я понял, что в Германии всё ориентировано на реабилитацию. А какая реабилитация в России?
— И сразу за работу?
— Конечно! Мне расписали все до мельчайших деталей, как восстанавливаться. По дням и минутам. Бассейны, растяжки... Подчеркнули: «Температура воды в бассейне должна быть не спортивной, а лечебной!»
— Это как?
— 29-30 градусов. Я обошел всю Москву — ни одного подходящего места! В итоге нашел бассейн для беременных, где вода только по колено. На этом моя «реабилитация» закончилась. Плей-офф уже начинается. Я после девяти месяцев мучений. Мне нужно было плавно выходить из этого состояния, но я накинулся на работу. Чувствовал себя нормально! Пока Кубок Гагарина не вручат чемпиону — не успокоюсь. И вдруг снова ужасная боль в пояснице! Офис КХЛ находился на Страстном, в здании «Газпромэкспорта». Меня оттуда еле-еле спускали до машины. Не понимал, что происходит!
— Снова в Германию?
— Сначала я нашел отличную клинику на шоссе Энтузиастов. Там когда-то лечили Юрия Никулина. Увидел стеклянные шкафы, в которых стояли маленькие баночки с удаленными грыжами. Говорят: «У вас рецидив. На том же месте снова вылезло»
— Грыжу ведь удаляли?
— Это такая студенистая жидкость в оболочке. Эта оболочка должна была зарубцеваться, но я ей не дал — стремился летать и завершать соревнования. Нужно было просто себя пожалеть! Доктор говорит: «Можем направить в Боткинскую, но, по идее, тот, кто делал операцию, должен её исправлять...»
— Опять к немцам?
— Да. Звоню им — и они: «Сергей, не вопрос. Ждем. Перелет за ваш счет, а остальное сделаем бесплатно». Осмотрели меня, покачали головами: «За всю историю у нас это второй случай, когда повторный рецидив в том же месте. Первым был очень крупный немец. Что ж вы с собой делали? Ладно, удалим ядро диска».
— Убрали часть позвоночника?
— Да, сросшиеся четвертый и пятый пояснично-крестцовые позвонки. Теперь у меня там нет подвижности. Но я почувствовал себя живым! Катаюсь на коньках, играю в хоккей, хожу ровно. Исключены только силовые упражнения.
— Операция стоила десять тысяч евро?
— Примерно так.
— Первую операцию вы сами оплачивали?
— А кто же ещё?
— Теперь вы снова за рулем днем и ночью?
— Почти нет. До проблемы со спиной я проезжал около 30 тысяч километров в год. С Жуковского до работы добирался по три часа. Мог внезапно уехать в Нижний Новгород или Ярославль. Доктора потом объяснили, что проблемы со здоровьем возникли из-за того, что я резко прекратил физическую активность после судейства. Плюс каждый день минимум пять часов за рулем. Они ужаснулись: «Это невозможно!» Теперь выезжаю раз в три недели — чтобы аккумулятор не сел. Над моей машиной в КХЛ все смеются.
— Какой у вас автомобиль?
— BMW X5. 22 года, внутри уже изношен до дыр. Уникальный экземпляр — трехлитровый движок и механическая коробка. Очень простой и надежный. У меня на него стоит очередь, если решу продавать! Люди, которые разбираются в машинах, смотрят на нее с восхищением: «Я бы поставил на нее такие диски...»
— Какой у нее пробег?
— Невозможно сказать.
— Почему?
— На панели все пиксели выгорели. Это болезнь этих машин. Даже скорость теперь определяю на глаз.
— В Москве есть еще одна уникальная BMW X5, которая когда-то принадлежала Сергею Гимаеву.
— О, машина Наильича — это особая история! Мужик классный, иногда подвозил на ней. Теперь на этой BMW ездит его сын Серега. Он установил такой выхлоп — слышно издалека. У старшего Гимаева, кажется, такого не было.
— Нас когда-то поразил Валерий Каменский, который вернулся из Америки с «Бентли».
— Валера?! Никогда его не видел на «Бентли»! Теперь он передвигается на служебной машине. Из хоккеистов «Бентли» был разве что у Телегина. А, еще у Радулова, с номером 047. Есть один человек, который может говорить о машинах часами. Я вас с ним познакомлю.
— Будем благодарны.
— Вы только откроете рты, слушая его: «У такого «Мерседеса» в максимальной комплектации есть 50 всяких наворотов, но у этого экземпляра не хватает двух...»
— Мы уже заинтригованы. Кто это?
— Вайсфельд!
— Вот бы не подумали.
— Да вы что! Он очень педантичен и любит всякие «мулечки». Создали новый гаджет? У Вайсфельда он появляется тут же! Кто-то покупает такие штуковины, чтобы выделиться — «ни у кого нет, а у меня есть!» Но у Леонида это иначе. Он просто хочет себя побаловать.
— На чем он ездит?
— На «Лисяне». Как-то увидел меня и сказал: «Сейчас покажу тебе такую штуку, обалдеешь!» Я заслушался! Искренне удивлялся: «Это действительно круто».
— И правда, интересные новости?
— Едем, и Леонид говорит: «Хочу курить!» Хотя он не курит. Что делает «Лисян»? Сам раскладывает крышу. Вайсфельд сердится: «Передумал, холодно!» Люк закрывается. Он говорит: «Найди такую-то программу». Включается телевизор — и именно та программа. Можно даже включить автопилот и перебраться на заднее сиденье. В этой машине двадцать камер. Или сидит на хоккее, и вдруг приходит смс от «Лисяна»: «Спустило правое колесо». Представляете?!
— А в вашей жизни были «китайцы»?
— Нет, но была другая история. В 1995 году я поехал за «Жигулями» в Словакию.
— Ничего себе! Почему не в Тольятти?
— Экономика была устроена так, что выгоднее было ехать в Братиславу и покупать там. Мне это было не важно — но даже тренеры «Лады», только что ставшие чемпионами страны!
— Цыгурову?
— Я, Михалев с Тычкиным, ассистенты Цыгурова и его сын Дима. До этого они уехали на чемпионат мира в Швецию, а мне сказали: «Серега, купи на всех билеты в Прагу. Вернемся — сразу летим туда за машинами». Я не смог достать билеты на самолет, так что мы поехали поездом. Михалев всю дорогу шипел: «Не смог...» — «Да брось, Михалыч, нормально едем!» В Праге пересели на другой поезд до Братиславы, где нашли огромную стоянку с тысячами «Жигулей».
— Чудеса.
— Мы выбрали, расплатились и поехали обратно в Россию. Я занял деньги, хватило на красную «девятку». Это был мой первый автомобиль. А хоккейные люди побогаче брали 99-е.
— Как долго продержалась та «девятка» из Братиславы?
— Ни с одной машиной у меня не было столько приключений. Я всё время ее ремонтировал! Уже не удивлялся. Как-то отвалилось кресло — я подложил под него канистру. Открываю дверь багажника — она у меня повисла на руке. Потом сломался рычаг переключения передач. Сажаю Полякова, он захлопывает дверь — и она остаётся у него в руках. Так и держал, пока мы ехали. А в ближайшей мастерской мне на багажник наварили огромную петлю. Можно было повесить амбарный замок.
— Говоря о Михалеве, ехать с ним в купе — довольно рискованное занятие. Он однажды напоил нас до полусмерти.
— У меня есть другая история. В 1993 году, когда наши хоккеисты выиграли чемпионат мира в Мюнхене, Михалыч напоил часть труппы театра «Современник». Мы летели из Франкфурта на Ил-62, и два часа не могли взлететь, не выпускали никого из салона. Рядом сидели хоккейные специалисты и актеры, возвращавшиеся с гастролей.
— У Михалева был запас алкоголя?
— Конечно. Он купил водку «Смирнофф» в дьюти-фри. И началось братание. За эти два часа мы выпили всё! Генменеджер «Ак Барса» Виктор Левицкий, классный мужик с красивым голосом, начал петь серенаду из «Летучей мыши». Администратор «Лады» Виктор Минаев, бывший гимнаст, удивил всех, сделав стойку на руках в узком проходе.
— Какой же радостный полет!
— Да, только супруга Антона Табакова была недовольна. Она постоянно ругалась на него: «Где моя коробка со шляпой? Вспоминай!» Прилетев в Москву, встречающие не могли оттащить артистов от хоккеистов. Расставаться не хотелось, все стали как родные.
— Кто сидел рядом с вами?
— Людмила Иванова, Авангард Леонтьев и Алексей Кутузов. Я потом достал билеты на «Динамо» для Кутузова и Валерия Хлевинского.
— А они вас приглашали?
— Да, в «Современник». Я был на спектакле «Кот домашний средней пушистости». В антракте меня позвали за кулисы: «Иди, иди сюда...»
— И что было дальше?
— Провели в гримерку, разлили с Кутузовым прямо там, закусили яблоком. Еще кто-то был. Для меня вторая часть спектакля потеряла смысл, я не мог сосредоточиться. Артисты играли с такой отдачей, что я просто поражался: «Святые люди! Как они так работают? Это у них в порядке вещей или только для меня накрыли?»
— Какой у вас хоккейный сезон?
— 33-й!
— Мы поражены.
— И я сам поражаюсь. Неужели все эти фантастические знакомства и события произошли в моей жизни?
— У хоккеистов порой встречаются удивительные сюжеты. Например, Александр Медведев однажды рассказал, как дружил с Тарковским, вместе с ним красил забор.
— Александр Иванович — очень интересный и раскрепощенный человек. Без пафоса. Помню награждение команды в Петербурге, где пел Шнур. Все были немного скованы, а Медведев, наоборот, подпевал и пританцовывал.
— Где вы встретились с Анатолием Тарасовым?
— В армии. Благодаря ему меня уволили из Вооруженных сил на второй день после выхода приказа, что было немыслимо — обычно ждут месяц.
— Анатолий Владимирович помог?
— Да. Он узнал, что меня забрали из ГЦОЛИФКа, когда сняли бронь, и я хотел как можно скорее вернуться и продолжить учебу. Он сказал: «Напиши свои данные», и помог. Я дослуживал в Твери. Тарасов привез туда хоккейных легенд на мастер-класс. Эти опытные игроки слушали его беспрекословно. Он говорил: «Прыжочек через ворота». И Лутченко, Цыганков, Волчков начинали кувыркаться на льду. Мы стояли с открытыми ртами
— Как Тарасов вас заметил?
— Он приехал на огромной бежевой «Волге». Она подходила ему по комплекции, хотя усаживался он с трудом, ведя машину вполоборота.
— Яркая деталь.
— Тарасов был полноват, у него болела нога, и он ходил с палочкой. Его машину загнали на ремонт, и я оказался рядом, помогая рабочим. Они попросили меня развернуть «Волгу» на маленьком пятачке. Теперь бы я не смог, но тогда что-то толкнуло меня
— И вам удалось?
— Каким-то чудом. Сантиметр в сторону — и «Волга» сорвалась бы. Я был в состоянии аффекта. И в этот момент подошел к Тарасову, объяснил, кто я и откуда. Он забрал машину и сказал: «Садись».
— Куда поехали?
— В местный хоккейный дворец. По дороге Анатолий Владимирович делился мудростями, которые позже стали известны благодаря книгам и статьям. Тогда я впервые услышал от него: «Молодой человек, любите хоккей в себе, а не себя в хоккее!»
— Тарасов и баня — это действительно интересная тема.
— Я знал только одного человека, который так же любил париться — Саша Беляев из «Локомотива». У меня болела спина, и он затащил меня в парилку, отлупив веником так, что я выбежал с криком: «Никогда больше не приду!» Я не люблю бани. А вот Тарасов в этом деле настоящий мастер.
— А вы там тоже в Твери парились?
— Нет, это было в нашем институте, на кафедре. Тогда я и познакомился с Александром Якушевым — он был моим кумиром в детстве. Такой статный и напористый! Ух, как он закладывал виражи! Его фирменный прием, когда он одной рукой держал клюшку и корпусом закрывал шайбу от соперника, был просто великолепен. Помню один забавный случай...
— Какой?
— В конце 80-х в Москву приехала студенческая команда из Америки, и нам предложили с ними сыграть. Мы вышли на лед, и там были ветераны, в том числе Якушев. Я играл в защите и постоянно пытался отдать диагональный пас.
— Получалось?
— Мягко говоря, не очень. В какой-то момент Александр Сергеевич не выдержал: «Молодой человек, куда ты пасуешь? Посмотри, на твоем фланге классный нападающий, который может принять, отдать, обвести и бросить по воротам. Почему игнорируешь его?» Я был в недоумении и просто хлопал глазами. Лишь через пару минут понял, что он говорил о себе, ха-ха.
— ГЦОЛИФК в те времена — это много интересных знакомств.
— Да, там учились Хмылев, Болдин, Пряхин, Малахов, Чижмин, Саломатин...
— Тот самый Саломатин, который работал грузчиком в Швеции и вернулся в Россию, но, к сожалению, рано ушел из жизни?
— Да. Мы с Лешей были в хороших отношениях. Очень жаль, что его жизнь закончилась так плохо.
— Говорят, он сильно запил в Швеции.
— Я встретил его уже в Москве. Это было тяжелое зрелище. Для меня он всегда был образцом статности и мужской элегантности, самым красивым и интеллигентным хоккеистом лиги. Всегда аккуратный и подтянутый. Спустя годы узнал, что у него умирает брат. Вскоре сам встретил Алексея в Сокольниках, и это произвело на меня ужасное впечатление. Все как будто перевернулось. Хотелось закричать: «Ущипните меня, так не может быть!»
— Вы не только с Тарасовым пересекались, но и с Тихоновым.
— Да, с Виктором Васильевичем было несколько запоминающихся встреч. Однажды он заглянул в наш офис на Лужнецкой, и мы решили поехать на троллейбусе к «Фрунзенской».
— Вы не ослышались? На троллейбусе?!
— Да, он не водил машину. Пользовался служебной, но в тот день возникли проблемы. Для Тихонова это был непростой период — ЦСКА раскололся на две команды, и оставшиеся с ним хоккеисты тренировались по общей физической подготовке в зале у метро. Вот туда мы и направились. Мы сидели сзади и общались. В троллейбусе было немного народу. Какой-то мужчина узнал Тихонова, подошел за автографом, и мне тоже. Я, конечно, смутился и начал отказываться, но Виктор Васильевич строгим голосом сказал: «Сергей, нельзя отказывать! Ты отталкиваешь людей от хоккея». В другой раз он со смехом вспоминал, как на скамейке своих игроков перепутал.
— Как это произошло?
— Это было в 1992 или 1993 году. Все опытные хоккеисты ушли в НХЛ, остались одни молодые. Если сейчас тренеры сидят за командой, то Тихонов стоял перед игроками. Армейцы пропускают шайбу и возвращаются на скамейку. Виктор Васильевич начинает ругать одного из масочников: «Что ты делаешь? Куда пас отдаешь?» А тот отвечает: «Да это не я, меня вообще не было на площадке».
— Что на это Тихонов?
— Он чертыхнулся: «Елки-палки, как с такой командой работать? Они же все одинаковые! На секунду отвлекся и теперь не знаю, к кому подходить».
— Смешно.
— Еще забавнее было, когда мы столкнулись на выходе из армейского дворца. Виктор Васильевич, уже в возрасте, пожал мне руку и с чувством сказал: «Спасибо за биатлон!» Я был в недоумении, но потом понял, что он принял меня за Губерниева.
— Но вы же на десять лет старше Дмитрия.
— Ну, некоторое сходство можно найти — рост, прическа. Тогда у меня еще не было седины...
— Как-то разговорились с Всеволодом Кукушкиным, известным хоккейным журналистом, о приметах в хоккее. Он рассказал, что один тренер перед матчем заходил в туалет и писал что-то на руках. Мы спросили, из Урала ли он, но это оказался московский тренер, о котором теперь уже не узнаешь — он ушел из жизни.
— Не знаю, о ком идет речь.
— А кто вас в хоккее поражал своими приметами?
— Хм, разве что Ягр. Не знаю, как в НХЛ, но в «Авангарде» за пару часов до игры он выходил в шлепанцах из раздевалки, садился на скамейку запасных и читал какую-то книжку.
— Библию?
— Возможно, молитвослов.
— У вас были свои приметы, когда судили?
— Нет, я иначе воспринимал судейство. В отличие от Вайсфельда и Полякова, я не ставил перед собой серьезные цели, как они, которые стремились попасть на международные турниры. Я видел судейство как возможность ближе познакомиться с хоккеем. Благодаря этому я многому научился, ведь мы были как одна семья, летали с командами и часто жили на их базах.
— Звучит интересно.
— А что удивительного? Вспомните Казань. Сегодня это красивый город, а в 90-е годы было страшно выйти на улицу из-за криминала. Многие клубы возили судей на базу, потому что в некоторых городах даже нормально поесть после игры было трудно. О, вспомнил одну историю!
— Про Казань?
— Нет, про Челябинск. Зимой мы судили две игры «Мечела». Вайсфельда разместили отдельно, а меня с Поляковым в простой гостинице. В холодильнике нашли сухпай — сыр, колбасу, хлеб и пять бутылок водки.
— Неплохо!
— Мы посмеялись. После первой игры вернулись в номер — и там снова пять бутылок. На следующий день картина повторилась.
— Итого 15?
— Да! Мы переглянулись — неужели кто-то из судей до нас не просыхал, и заботливые люди из «Мечела» решили, что мы тоже будем гулять?
— И ни к одной не притронулись?
— Ни к одной! В день отъезда за нами должны были прислать микроавтобус в аэропорт. Мы стояли с нашими сумками полчаса на морозе, но никто не пришел. Пришлось ловить такси, чтобы не опоздать на рейс. Думаем: что за народ? Проводить не могут, а водки — целый холодильник!
— В 90-е один хоккейный арбитр допился до белой горячки и попал в психушку. Знаете, кто это?
— Не могу назвать фамилию, но это был известный судья международной категории.
— Он жив?
— Это такая фантастическая история, что не грех повторить. Леонид Владленович сказал: «На сборах в Испании этот человек неделю не выходил из номера, пьянствовал. Вернувшись в Москву, исчез, а потом нашелся в психушке. Рассказывал, что поругался с женой, убил ее, а когда его пытались задержать, убил двоих и выпрыгнул в окно». Мы были в шоке, а Вайсфельд продолжал: «Не волнуйтесь, это галлюцинации. У него они начались еще в Испании. Прилетев в Москву, он закопал документы в лесу и выбросил сумку. Сам в бегах от вымышленных омоновцев. Когда устал, пришел в милицию: "Сдаюсь. Мне же пятнашка грозит?" Его приняли и отправили в психушку».
— Его тошнило?
— Нет. Он бродил по лесу вдоль дороги, искал свои документы, но так и не нашел. К счастью, у него не было российского паспорта. Мне его передали, и я смог купить билет на самолет и отправить его домой.
— В команде Вайсфельда вы провели множество матчей. Были смешные моменты?
— О, таких историй у меня полно! Вот, например, судим матч в Ярославле. Вайсфельд главный судья, а мы с Поляковым — линейные. Счет равный, и в концовке хозяева забрасывают победную шайбу. Трибуны в восторге. Поляков подходит к Леониду и спрашивает: «Ты действительно собираешься засчитать этот гол?» — «Конечно!» — «Но Ардашев забил ногой!» — «Да ты что!»
— Забавный разговор.
— Дальше стало еще интереснее. Вайсфельд отменяет гол, а после матча генеральный менеджер ярославцев, Игорь Алексеев, говорит нам: «Эх, вы испортили праздник людям!» — «Почему?» — «Гол не засчитали». — «Но Ардашев сам признал, что шайба попала в конек!» — «Это понятно, но праздник вы все равно испортили».
— Логика железная.
— Когда мы жили на базе «Ак Барса» в Казани, с Поляковым нашли в коридоре старые лыжные ботинки. Мы решили засунуть их в баул с формой Вайсфельда вместо коньков и договорились, что будем держаться до последнего.
— В день игры?
— Да. И вот в судейской комнате Леня тянет руку в баул, находит ботинок и вытаскивает его с недовольным лицом: «Что это?!» Мы с Сашей не можем сдержать смех, ржем как сумасшедшие.
— А Вайсфельд?
— Хмуро говорит: «Гады, верните коньки!» В другой раз к нам в купе вошли два милиционера. Они посмотрели на нас с Поляковым, но ничего не сказали. А у Вайсфельда попросили документы. Сержант долго всматривался в Леонида и его паспорт, а потом, когда вернул, спросил: «А что случилось? Почему проверяете только его?» Ответ был удивительным: «Потому что вы — лицо кавказской национальности».
— Леонид Владленович Вайсфельд?!
— Да! Мы так смеялись...
— Говорят, в советское время хорошие свистки были на вес золота?
— Да, именно так. Качественные свистки днем с огнем не сыщешь, а цены были запредельные. Народные умельцы выручали: кто-то делал их из эбонита, кто-то из металла. Металлические свистки звучали громче, чем магазинные. А внутри вместо шарика стояла турбинка.
— Это важно?
— Да, такой свисток не боится холода. У заводских же шарик мог примерзнуть на морозе. Главный недостаток металлического свистка — острые края, поэтому его обматывали пластырем, и обязательно был нагубник.
— Зачем нагубник?
— Если кто-то заденет клюшкой, можно случайно прикусить свисток и сломать передние зубы. Такие случаи были.
— На льду запомнился какой-то драки как особенная?
— Есть одна история. «Локомотив» играл с «Ладой». Нестеров с кем-то сцепился, и началась массовая драка. Мы с Поляковым ринулись разнимать, и я застрял в куче, не мог выдернуть руку. Кто-то меня держал. В конце концов, всех разняли. Спустя время у Вайсфельда день рождения. Мы сидим у него, он говорит: «Теперь я вам покажу мультик». Включает запись матча «Локомотив» — «Лада». И там та самая драка. Я с Нестеровым, и вдруг из толпы появляется полосатая рука и хватает меня за майку. Это был Поляков! Оказалось, он меня и держал.
— Были ли у вас конфликты с тренерами?
— Один раз я разругался с Тихоновым прямо во время матча. Он был недоволен моими действиями, и я не сдержался: «Да идите вы!» После игры мне стало стыдно. Я подумал: кто я, чтобы грубить такому человеку? С тех пор в спорных ситуациях, будь то тренеры или клубные руководители, я старался сохранять спокойствие, даже если меня обижали.
— Как, например?
— С Цыгуровым всегда было непросто. Он резкий и вспыльчивый, любил говорить о судьях: «Продались за кусок колбасы!» А Белоусов мог просто пройти мимо, не поздоровавшись. Тоже вспыльчивый, но быстро отходил.
— А как насчет Величкина?
— О, Геннадий Иванович — это настоящий вихрь эмоций. Помню, как после матча в Магнитогорске он искал арбитра, который зажег красный свет за воротами, и хотел ему «голову оторвать». Мы прятали коллегу в судейской комнате.
— Где, под лавкой?
— В душевой. Или Поляков на коньках по резиновой дорожке, а Геннадий Иванович, недовольный судейством, наклоняется и вырывает дорожку из-под ног...
— Это откуда началась «сигарная» война с Бардиным в 2004 году?
— Да, именно. Нервозность была страшной, особенно перед решающим пятым матчем в Магнитогорске, когда Бардин пришел с охранниками. Они не пускали никого, даже бабушек скамейки «Авангарда» не отпускали. Казалось, скоро между клубами разразится настоящая война — провокации шли одна за другой.
— Что за провокации?
— В финале 2001 года «Авангард» выпустил ролик, как ястреб заклевал лисенка, а «Металлург» ответил своим видео, где ястребу оставили только перья.
— Какой креатив!
— Судили эту серию Вайсфельд и Бутурлин. «Магнитка» сначала вела 2:0, затем два матча в Омске — оба выиграл «Авангард», но Лени не жаловали. Местные болельщики даже собирали подписи за его отстранение. А потом Толя начал вытворять.
— Как именно?
— Он по ходу четвертого матча приказал диктору объявить, что Вайсфельд отстранен от судейства. Это было ложью. Никто его не отстранял.
— На что же рассчитывал Бардин?
— Любым способом пытался выбить Лени из колеи. Раньше в хоккее делали странные объявления. Например, если на табло долго стояли нули, диктор говорил, что автор первой заброшенной шайбы получит деньги от спонсоров.
— Прекрасный стимул.
— Да, но потом мы внесли в регламент пункт, запрещающий такие объявления. Кстати, я первым ввел слово «регламент» в наш хоккей. Раньше это называлось «Положение о проведении соревнований». Книжечка была тоненькая, а сейчас — как «кирпич»!
— Что еще выдвигал Бардин?
— Он мутил с видеоповторами. По регламенту он должен был находиться на судейском столике, и если возникал спорный момент, оператор мчался к площадке с кассетой. Сейчас это кажется смешным, но в 90-х считалось передовым.
— И что делал Анатолий Федорович?
— На матчах «Авангарда» вместо видеодвойки использовал телевизор и видеомагнитофон. Работали они по отдельности, и когда оператор прибегал, вставлял кассету, картинка не появлялась.
— И в чем смысл?
— Оператор «Авангарда» предоставлял арбитру свою камеру. Судья приникал к глазку, а оператор нашептывал ему трактовку момента, навязывая свое мнение.— Бардин рассказывал, что в судейские времена успешно занимался бизнесом и ездил на «Мерседесе», когда хоккеисты мечтали о «девятке». Привел случай: в Усть-Каменогорске мальчик из «Крылышек» сказал, что судью купили. Я разозлился, показал ему свою золотую цепь и сказал: «У меня в Омске машина, которая стоит больше, чем ваша команда». Цепь действительно толстая, с кулоном и гравировкой ИИХФ. А в Усть-Каменогорске был другой случай, который это напоминает.
— Какой?
— Примерно в то же время кто-то из хоккейного мира недоплатил Бардину. Он спросил: «Почему?» Человек ответил странно, выставив Толю крохобором. Бардин усмехнулся: «Вы на трамвае ездите, а я — на «Мерседесе».В последние годы у него был «Гелендваген», эксклюзивная модель с дорогой отделкой и кожей, на подголовниках выбиты три буквы — БАФ. Бардин Анатолий Федорович.
— Давайте вспомним один из громких скандалов с «Авангардом». Это был 2005 год, третий матч полуфинала, и речь идет о голе-фантоме динамовца Мирнова при счете 0:0.
— Знаете, сегодня на хоккейной площадке можно рассмотреть каждый уголок под микроскопом. Двадцать лет назад это было невозможно. Я, как комиссар матча, находился в ложе за телевизионными камерами, рядом с воротами «Авангарда». Оттуда гол Мирнова показался мне чистым. Все вокруг тоже так думали — казалось, шайба прошла за штангу и вылетела обратно в поле.
— Но главный судья Рафаэль Кадыров решил изучить видеозапись и прервал матч на восемь минут.
— После длительных раздумий Кадыров засчитал гол, который стал ключевым для матча и всей серии, выигранной «Динамо». Президентом «Авангарда» тогда уже не был Бардин, а Константин Потапов. Как только прозвучала финальная сирена, он предложил мне выйти на лед и проверить ворота.
— Вы согласились?
— Конечно! Мы отправились вчетвером: Потапов, Ягр, Кадыров, инспектор Виктор Якушев и я. Проверили сетку и убедились, что она не натянута.
— Почему это важно?
— В то время в лиге это было нормой. Если сетка не натянута, шайба даже при мощном броске может упасть за линией ворот, а не вылететь обратно. Но характерного звука, как «дзинь!», не было, а на видео сложно было что-то понять — снимали с одного ракурса.
— Каково ваше ощущение как судьи: гол был или нет?
— Честно говоря, это 50 на 50. С того места, где я сидел, казалось, что гол есть! Но просмотрев запись, у меня появились сомнения. Ненатянутая сетка только добавила вопросов. Затем произошел конфликт с Андреем Назаровым, который обернулся для него годичной дисквалификацией. Всё случилось в подтрибунном кафе, где после матча обычно ужинали арбитры. Я дважды спрашивал сотрудника клуба, уехали ли хоккеисты и тренеры, и он уверенно отвечал: «Да-да, идите». Возможно, произошла ошибка, но не исключаю, что кто-то намеренно решил нас столкнуть с командой.
— И что произошло?
— Сначала в кафе вошли Кадыров и его ассистенты. Мы с Виктором Якушевым немного отстали. Вдруг слышим крики и ругань. Открываем дверь — судьи растеряны, а за столиками сидят два десятка игроков «Авангарда», которые смотрят на нас с ненавистью. Тишина.
— До драки не дошло?
— К счастью, нет! Но хоккеисты, особенно Назаров и Сушинский, не стеснялись в выражениях и угрожали. У Андрея был такой взгляд, словно он готов был броситься с кулаками.
— Судьи испугались?
— Да. Я быстро сориентировался, шепнул им и инспектору: «Бежим в судейскую! Убирайте вещи и в гостиницу!» Затем обратился к хоккеистам и вежливо попросил Назарова и Сушинского успокоиться: «Вы осознаёте, что угрожаете судьям физической расправой? Если клуб не может обеспечить их безопасность, я вызову полицию!»
— Как это закончилось?
— Главного тренера Белоусова не было. Кто-то из его помощников оценил ситуацию и скомандовал игрокам: «Едем на базу». Через несколько минут кафе опустело.
— А вы?
— Тут ко мне подошли три человека из клуба. Они долго уговаривали не поднимать дело, предлагали мирно решить вопрос. Я отказался и сказал: «Обойдемся без полиции, но о случившемся я сообщу руководству лиги. Иначе я перестану себя уважать».
— Еще одна важная тема — убийство Валентина Сыча. Вы с ним общались?
— Нет, он был главой ФХР, а я работал в РХЛ, у меня были свои руководители. Но о Сыче в хоккейном мире всегда говорили только хорошее. Я уважал таких людей, которые берут на себя ответственность. Называю их добрыми великанами.
— Отличное определение.
— Валентин Лукич был именно таким. Он был смелым и решительным, не подстраивался под других и делал то, что считал нужным. Если кого-то обидел, мог извиниться. К сожалению, время добрых великанов прошло, и таких руководителей, как Сыч, сейчас не видно
— Машину, в которой его убили, вернули на баланс ФХР после ремонта. Неужели кто-то из федерации рискнул сесть за руль?
— Вряд ли. Это хорошая машина — «Вольво-850», белая. Ее восстановили и попытались продать. Что с ней случилось дальше, не знаю. Диму Алексеева, водителя Сыча, давно не видел. Ему повезло — спасся чудом, но пуля перебила ему палец.
— По версии следствия, заказчиком убийства был арбитр Александр Артемьев. Кто он?
— Мы никогда близко не общались, только на уровне приветствий. Познакомились в начале 90-х на детском турнире в Пензе. Артемьев был главным арбитром, а я — линейным. В официальных матчах мы не работали в одной бригаде.
— Артемьев был организатором отделения судей от федерации?
— Да, именно он стал идейным вдохновителем. После отставки Владимира Петрова в федерации начались неразбериха и шатания, и он метил на руководство ФХР.
— У Артемьева был бизнес?
— Да, он владел автобазой в районе Жулебино и работал вместе с женой-бухгалтером в РКС. Иногда это доходило до абсурда: арбитры садились к ним в машину, чтобы отчитываться за командировки.
— Дочь Сыча сомневается, что Артемьев мог заказать ее отца. Что вы думаете?
— Александр по натуре вожак — властный, жесткий и амбициозный. Но что на самом деле произошло и причастен ли он к убийству, я не знаю.
— Вызывали ли вас в суд в качестве свидетеля?
— Да, как и многих из ФХР, РХЛ и РКС. Я пришел на допрос к следователю в десять утра, не успев позавтракать. Надеялись, что всё быстро пройдет, а я задержался до восьми вечера!
— Почему?
— Позвольте рассказать, как это происходило. Следователь сидел за компьютером и долго печатал. Периодически поднимал на меня взгляд, задавая вопросы. Я кивал: «Да», и он снова продолжал набирать текст. Так проходили минуты, и вот через 15 минут очередной вопрос: «Нет», и опять началось это печатание. Вот так целый день!
— Ох, как же это утомительно.
— Наконец, он протянул мне кипу бумаг: «Посмотрите свои показания». Я уже ничего не понимал, в голове лишь одна мысль: «Как бы быстрее сбежать отсюда!» Скрывать-то мне нечего, но ощущения были неприятные. На судебном заседании я даже сделал замечание гособвинителю, когда он заговорил со мной так, будто поймал на лжи.
— Ваше самообладание вызывает уважение.
— Он спрашивает: «Как вы познакомились с обвиняемым?» Я пожал плечами: «Да мы работаем вместе. Он хоккейный судья, я тоже...» Вдруг слышу: «Неправда! В ваших показаниях написано, что вы познакомились на соревнованиях в Пензе». Тут я просто потеря.
— Как это произошло?
— Я повысил голос: «В чем же неправда? Если бы вы спросили, где и при каких обстоятельствах мы встретились, я бы повторил то, что говорил следователю». Когда же слово взял Артемьев, он был лаконичен: «Почему вы на него накинулись? Козлов к этому делу вообще не относится».
— Вы видели Артемьева после тюрьмы?
— Нет.
— Его приговорили к 15 годам. Сколько он отсидел?
— Меньше. Сначала кому-то это не понравилось, и Артемьева снова отправили за решетку. Но в итоге его освободили. У него уже были проблемы со здоровьем, и он выглядел очень плохо. Вскоре он умер.
— Вы один из ключевых организаторов Матча звезд. Ярче выступления Анисина не придумать. Чья это была идея?
— Я спровоцировал Мишу! Вряд ли он бы сам запел на публике. Матч звезд проходил в Риге, и кое-что из-за кулис осталось за кадром.
— О чем вы говорите?
— Команда Ржиги проигрывала в конкурсах. Я подошел к Милошу, а он говорит: «Сергей, всё в порядке, дайте нам пять минут на перекур!» Он достает пачку сигарет и предлагает всем хоккеистам: «Давайте покурим, сосредоточимся и решим, как вырвать победу».
— Удивительно. Мы ничего не слышали о таком.
— Я пересмотрел кучу записей — это не попало в эфир. Жаль, Ржига отлично исполнил. Вернусь к Анисину... Каждый Матч звезд я старался придумать что-то необычное. Мне доверили организовать все конкурсы. Я придумал что-то вроде парного катания Ковальчука и Морозова с фигуристкой. А в Риге я узнал, что вратарь Холт играет на гитаре, сочиняет и поет. Он даже выступает в какой-то группе. Как же было не воспользоваться этой деталью?
— Конечно.
— Я сказал: «Я его вытащу!» Если нужны будут какие-то приспособления, чтобы он спел — всё организую. Микрофон, гитара, сопровождение.
— Но почему ничего не вышло?
— Холт испугался и в последний момент отказался. Эх...Шоу должны были вести я и Арманс Симсонс, креативный парень из Риги. На Матче звезд он был незаменим, мог вставить что-то на латышском. Мы обсуждали идею с Холтом, и Симсонс сказал: «Анисин в караоке такое вытворяет...»
— В каком-то ночном клубе?
— Да. Я не поверил: «Да ладно...» — «Точно! Пел великолепно!» Но никаких записей не было, понятно. Так что оставалось верить или нет. Поскольку вариант с Холтом еще не отпал, я не стал за него цепляться. Потом Холт отказался, и я был в печали. Даже не думал о замене, про Мишу забыл. Вдруг Ржига устроил «перекур», и Анисин начал оспаривать решения арбитров. Я подошел к скамейке и услышал: «Ты неправильно судишь!» В этот момент меня осенило. Я сказал: «Миша, зачем ты выступаешь? Лучше выйди и спой, поддержи команду». Ожидал ответа типа: «Да ну вас...»
— А он что?
— Задумался! Я понял, что надо дожимать. По его взгляду было видно, что он готов. У него в глазах заблестело, понимаете?
— Понимаем. Надо было действовать.
— Да. Я спросил: «Ну что, объявлять тебя? Пойдешь?» Миша с робостью: «А что петь-то?» — «Да что хочешь!»
— Вы и мертвого уговорите, Сергей Анатольевич.
— Как только я услышал: «Что петь-то?» — понял, что обратного пути нет. Включаю микрофон, выезжаю на центр и говорю: «Уважаемые любители хоккея города Латвии! Прямо сейчас для вас исполнит песню хоккеист...»
— Это впечатляюще.
— Протягиваю микрофон, а Миша снова шепчет: «Что петь?» — «Что в голову придет». Вдруг он начинает петь арию! Местный органист быстро ему подыграл. Свет приглушился. Получилось невероятно.Потом все говорили: «Вы репетировали, такое не может быть импровизацией». Конечно, может! Но мне-то каково? Признаваться, что ничего не репетировали? Начальство подумает, что у нас полный бардак...
— Матч звезд был роскошным. А буллит Тарасенко? Напомните.
— Он должен был бить буллит. Его папа, Андрей, подсказал: «Закрепи шайбу на леску». Володя так и сделал, дернул шайбу перед голкипером назад. Потом сильно швырнул — она с лески сорвалась и залетела в ворота. Смотрелось потрясающе — леску никто не заметил, и казалось, что все законы физики нарушены.
— Какие идеи для Матча звезд у вас были, но не удалось реализовать?— Какие идеи для Матча звезд у вас были, но не удалось реализовать?
— У меня была задумка конкурса под названием «пулемет», где участники должны были делать броски с ходу. Это мы уже видели. В Челябинске. Но как это осуществилось? Мы заказали мишень с требованием, чтобы она не разбивалась от шайбы, но нас подвели. Сделали ее из фанеры, и при бросках от нее отваливались куски. Последним бросал Женя Кузнецов, и хорошо, что ведущий быстро сориентировался: «Победит тот, кто разобьет мишень полностью!» Кузя и добил её, но шайба застряла в фанере. Всем было весело, но мне было обидно.
— У вас много идей.
— Открою секрет: я умею рисовать. Нигде этому не учился, но с детства что-то изображал. Начал разрисовывать майки друзьям, желающих было много. Чтобы краска не смывалась, я смешивал герметик с нитрокраской, и нашел идеальную пропорцию. Вот, например, эту эмблему я сам нарисовал!
— Ух ты, РХЛ?
— Да. А это эмблема чемпионата СССР 1990 года, 44-й. Была и 45-я, но я её не захватил. Могу набросать на салфетке, если хотите.
— Вам за это что-то платили?
— Нет. Но раз уж я начал хвастаться, вот еще. Видите форму? В ней сборная России выиграла чемпионат мира в 1993-м. Я рисовал эскиз!
— Удивительно.
— Как это произошло? Стали показывать фильмы о царской России: верстовые столбы, урядники с флагами. Я подумал, что можно использовать эту идею. Потом увидел купола церквей, и это тоже мой эскиз!
— Вы нарисовали форму. И что дальше?
— Я не нёс это Сычу на утверждение. Это утверждал Юрий Васильевич Королев, почетный член ИИХФ, управляющий директор федерации. Кстати, в июне ему исполнилось 90 лет!
— Еще интереснее. Вы рисовали эмблему для игр «Монреаль Канадиенс»?
— Да, и для Олимпийской сборной Игоря Дмитриева, которая обычно улетала в Америку на два месяца. Я также нарисовал эмблемы для Межнациональной хоккейной лиги и федерации хоккея Москвы.
— А вы это как-то патентовали?
— Мне один раз сказали: «Ты с ума сошел? Нужно патентовать». Я решил попробовать. В 90-е о патентах никто не слышал. Мне указали на контору, которая этим занималась, и когда я пришел, на меня посмотрели, как на городского сумасшедшего.
— Почему?
— Там патентовали кувалды, прессы и станки с программами. А я пришёл с хоккейными листочками. Не стали регистрировать, и я плюнул на это.
— Правильно я понимаю, что весь календарь КХЛ по-прежнему на вас?
— Давайте развеем мифы о том, что я его составляю в одиночку. Это невозможно. Основная работа выполняется компьютерной программой, а затем подключается группа специалистов. Нельзя просто нажать кнопку и получить готовый календарь — нужно учитывать множество нюансов. Например, для «Куньлуня» мы заранее планируем поездки в Астану и Минск, оставляя два дня на продление виз. Не говоря уже о логистике и загрузке арен, особенно под Новый год — это вообще отдельная тема.
— Понято.
— В советские времена и в Межнациональной хоккейной лиге, когда не было таких программ, календарь составлялся вручную. Это делал один человек по фамилии Чалый. Имя его не помню, пытался найти в интернете — ничего. В те годы всё было сосредоточено на хоккее. Пока Чалый не принесет календарь, другие виды спорта, такие как баскетбол и фигурное катание, ждут своей очереди. Как только хоккейное расписание готово, они начинают заполнять оставшиеся дни.
— Значит, приоритет всегда был у хоккея?
— Да. Что касается программы, она представляет собой большой документ, куда заносится всё: даты, загрузка команд, арен, окна для Кубка Первого канала и Матча звезд. Распределяются игры, и только после этого начинается работа по шлифовке календаря — это кропотливый и трудоемкий процесс.
— Представляем, насколько сложно вам было, когда в КХЛ играли команды из других стран.
— Да, это была другая проблема. Все в хоккейном мире знают, что я никогда не выключаю телефон. Мало ли что. Первый звонок мог прийти в 6 утра из Хабаровска или Владивостока, где уже 13:00. Последний мог быть за полночь из Загреба, где разница с Москвой два часа. Но, знаете, даже к этому привыкаешь.
— Был случай, когда «Северсталь» играла с «Авангардом». Накануне матча охрана в гостинице в Череповце чуть не приковала Глинку к батарее наручниками. Он, перебрав, разошелся в холле, крича: «Я отменяю хоккей, ничего не будет завтра!» Пришлось будить Михалева, чтобы он уладил ситуацию. Это до Москвы дошло?
— Таких историй было много. Глинка — хороший парень, но порой может нарушить режим. В Омске его в шутку называли Снежным человеком.
— Почему?
— Я тоже спросил об этом. Сказали: «Как выпьет, так снегом закусывает». В общении он абсолютно нормальный.Но для меня чемпион по коммуникабельности — Ржига. Уникальная личность! Спрашиваю: «Милош, зачем ты орешь на судей?» Он отвечает: «Сергей, это театр. Не обращай внимания». Верно. Кто-то молчит, кто-то кричит. А вот Михалев однажды чуть не ударил меня по печени.
— Это было в поезде на Прагу?
— Нет, это другая история. Я судил, а Михалев стоял у борта. Это еще в МХЛ, когда «Лада» Цыгурова играла с «Металлургом» Постникова. Главным судьей был Костя Комиссаров, а мы с Поляковым помогали. Каждый матч давался нам с трудом. Атмосфера была напряженной, игроки иногда поливали нас водой из поилок. С тех пор стало негласным правилом — линейный судья не должен стоять слишком близко к борту, лучше держаться метрах в полутора. Могло прилететь!
— В том числе от клюшки?
— Легко. Могли просто оттолкнуть: «Не мешай». А что сделаешь? Действительно, мешаешь! Однажды я встал рядом с лавкой «Лады», и Михалев закричал: «Серега, шесть! Нарушение численного!» — и вдруг сильно ударил меня по печени! Рука у него здоровая, у меня в глазах потемнело. Я оборачиваюсь: «Ты что, обалдел?» — «Шесть, говорю!» — «Если бы ты меня не трогал, я бы успел сосчитать...»